Ятима собиралась встретиться с Орландо в окружении Лилипутской Базы - под двадцатиметровым куполом, битком набитым научной аппаратурой и спешно развернутым на экваториальном плато, вдалеке от низин умеренного пояса, где возникали оазисы. Купол и все в нем соорудили тут же на месте нанофабрикато-ры, но исходное сырье in situ требовалось добывать куда более изощренными способами. Бывший Звездный Зверек по имени Эниф, который сменил кругозорки, достигнув 51 Пегаса, и с не меньшим пылом посвятил себя ядерной физике, еще за столетие до прибытия вольтерьянского К-Ц на планету придумал способ постройки фемтомашин. Оперируя со слабо связанными нейтронами ядерного «гало» таким же образом, как с электронными облаками обычного атома, он сумел синтезировать квазимолекулы с характерным размером на пять порядков меньшим, чем у обычных, стянутых воедино электронными облаками, и затем разработал фемтомашины, способные доставлять и изымать протоны и нейтроны из каждого ядра по отдельности, запасая необходимые инкременты энергии связывания в деформациях собственной структуры. Открытие это оказалось бесценным на Стриже. Для некоторых экспериментов требовались нормальные, легкие изотопы
алхимически преобразованных элементов, а кроме того, на плачете попросту не имелось достаточного запаса многих других элементов в какой бы то ни было форме.
Пришлось выждать два дня, чтобы выпало свободное окошко. Ятима проникла в рабочую виртуальность как раз в тот миг, когда использованная в предыдущем эксперименте аппаратура, разработанная для поисков следовых количеств кислорода-16 в старых минералах, распадалась на составляющие элементы и улетучивалась в резервуары. В масштабе один сантиметр на дельту метровой высоты помещение выглядело просторнее некуда, но в действительности там было не повернуться. Ятима разыскала в библиотеке полиса проекты анализатора фазового сдвига нейтронов за авторством не кого-нибудь, а Майкла Синклера, ученика самой Ренаты Кожух! Когда предложенные Бланкой расширения теории Кожух достигли Земли, большая часть физического сообщества не задумываясь заклеймила новую модель как метафизическую бессмыслицу, а Синклер, внимательно изучив ее, составил набросок эксперимента, который бы в случае успешной реализации объяснил бы наконец парадоксы длины проходимых червоточин Горнила.
Появился Орландо. Программный движок виртуальности не знал, что поделать с его дыханием. Лилипутский купол выдерживался под высоким вакуумом, и сперва материализовалось облачко кристаллов льда, взлетев и опав на его пути (это расширился и остыл выдохнутый воздух), но в следующий миг какая-то подсистема сочла это загрязнение окружения недопустимым и решительно принялась вычищать всякие следы кристалликов, как только новые облачка вылетали из его рта.
Сформировав опорную сеть конструкций, нанофабрикаторы перешли к анализатору. Они сновали туда-сюда, перетаскивая из
резервуаров барий, медь и иттербий, чтобы затем внедрить их в тонкие серые катушки сверхпроводящих магнитов, предназначенные для разделения нейтронного пучка. В данном случае такой терминологией пользовались скорее по привычке, поскольку весь пучок-то состоял из единственного нейтрона. Орландо с сомнением оглядел поток наномашин.
- Ты и вправду полагаешь, что Алхимики положили в основу своей задумки такой тонкий эксперимент?
- А что в нем особенного? - пожала плечами Ятима. - Спектральный сдвиг между дейтерием и водородом составляет несколько десятитысячных, но мы же не представляем себе, чтобы его хоть кто-то не заметил.
Орландо сухо возразил:
- Дейтерий в количествах, превышающих нормальное содержание в шесть тысяч раз - мягко говоря, нерядовое явление. Прирост массы водяного пара на двадцать процентов тоже несложно заметить. Но ты сейчас толкуешь о частицах, которые ведут себя в точности как нейтроны, пока их не расщепят на два квантовых состояния, повернут одно из них на 270 с чем-то градусов и скомбинируют обратно, чтобы проверить изменение относительной фазы. Мне кажется, что многие назвали бы такой эксперимент достаточно необычным.
- Может быть, ты и прав. Но выбора у Алхимиков не было. Нельзя утяжелить нейтрон на двадцать процентов. Все, что можно сделать в данной ситуации - это завернуть послание в несколько ярких оберток. Что привлекает внимание к Стрижу? Обогащенная тяжелыми изотопами атмосфера. Что такого необычного в тяжелых изотопах? Дополнительные нейтроны. Что такого интересного в этих нейтронах? Существует единственная характеристика нейтрона, которую можно менять, не преобразуя его во что-нибудь иное. А именно, длина червоточины.
Орландо вроде бы нацелился и дальше спорить, но вдруг поднял обе руки в примирительном жесте. Действительно, к чему новые препирательства? Вскоре ответ будет получен так или иначе.
Как и в традиционном варианте, в расширенной версии теории Кожух авторства Бланки ширина большинства червоточин элементарных частиц совпадала с их же длиной. Две горловины, две элементарные частицы на концах, одна и та же микроскопическая 6-сфера. Таково было наиболее вероятное состояние новорожденной вакуумной червоточины, и, в отличие от проходимых червоточин, они не обладали способностью подстраивать длину после возникновения. Однако теоретических оснований отрицать существование более длинных червоточин не было. Цепочки более коротких червоточин соединялись устьице к устьицу, и так возникала струна зацепленных микросфер, закрученная в петлю в шести дополнительных макроскопических измерениях. После возникновения они сохраняли усточивость. Вопрос только в том, как их изначально синтезировать. Обычные методы грубой силы, которыми сталкивали и разрывали две червоточины, просто вмяли бы такие микросферы друг в друга.