А вот Летающий Остров начинал его тяготить. Стал корсетом для его чувств, погребальной урной, через отверстие которой небо восставшему из мертвых покажется с ноготок. Трехмерные окружения были все на одно лицо. Даже с полностью восстановленным трехмерным зрением он не мог вернуться к восприятию новых символов, не утратив одновременно воспоминаний о Пуанкаре. Он остро чувствовал недостаточность стимуляции, отсутствие чего-то столь важного, как если бы все цвета в мире слились в однородную белую массу.
Он мог бы переключаться между массивами символов по своей воле, выбрав один для трехмерного пространства, а другой для пятимерного. Экзоличность отправляла бы не поддающуюся перекодировке порцию воспоминаний на хранение. В конечном счете он разделился бы на пару клонов. Или это уже произошло? Тысячи Орландо разлетелись по Диаспоре. Впрочем, только он один явился сюда встретиться с Алхимиками лично. Дать жизнь макросферному близнецу не входило в его планы. Клоны Диаспоры, вероятно, тоже не против слияния и возвращения на ретерра-формированную Землю - если таковое окажется возможным. Но что станет с клоном, изнывающим от сенсорной депривации в дождевом лесу, созерцающим полуночное небо пустыни и стонущим от разочарования, что смотрит на него через замочную скважину? Какой с него прок?
Орландо отказался от всех усовершенствований и почувствовал себя жертвой амнезии или ампутации. Он смотрел на Пуанкаре из Пилотской Кабины и сильнее обычного мучился глухой черной тоской. Он полагал себя полным идиотом.
Паоло спросил, как у него дела.
- Я в порядке, - ответил Орландо Венетти. - Все хорошо.
Ему было ясно, что произошло. Он слишком далеко забрался, не теряя надежды вернуться. Но здесь устойчивых орбит не существовало. Либо ты разгонишься как следует и прилетишь в нужный мир, схватишь то, зачем прибыл, и смоешься восвояси - либо увязнешь в нем, снижаясь по спирали вплоть до столкновения.
- Эффект довольно слабо выражен, но везде, куда ни глянь, экосистема под них подстраивается. Нельзя сказать, что они доминируют в терминах ресурсопользования, но в пищевой цепочке к ним ведут несомненно благоприятные для этих существ связи. Эти связи чересчур устойчивы, чтобы оказаться игрой природы.
Елена говорила с большинством граждан и*-К-Ц - в маленьком конференц-зале, для разнообразия трехмерном, собрались восемьдесят пять человек, и Орландо тихо радовался, что хоть еще кому-то понадобилось отдохнуть от макросферной реальности. Детальная карта Пуанкаре не выявила очевидных признаков технологической цивилизации, но ксенологи идентифицировали десятки тысяч видов как растения и животных. Как и на Стриже, нельзя было исключать, что Алхимики укрываются где-то в хорошо замаскированном полисе, но теперь Елена утверждала, что обнаружены свидетельства биоинженерной деятельности. Предполагаемые выгодополучатели этих действий не камуфлировали свое присутствие ничем, кроме умеренного масштаба самой деятельности.
Ксенологи сложили воедино кусочки мозаики экологических моделей для всех видов, чьи размеры позволяли наблюдение с орбиты, в десяти выбранных для эксперимента областях. Микробиологические формы оставили на будущее. Огромные «башни», переименованные в янусовы деревья, произрастали почти вдоль всех побережий, питаясь светом, отражавшимся от расплавленного океана. Каждое дерево обладало латеральной асимметрией, которая Орландо показалась очень странной: листья росли длиннее, вертикальнее и гуще со стороны, обращенной от берега. Mop-фологический сдвиг этот повторялся от дерева к дереву, причем те, что непосредственно смотрели на океан, были наделены этим свойством в той же мере, что и представители на пять порядков «менее привилегированной» прослойки. Листья первого порядка отливали густым бананово-желтым цветом, если смотреть на гиперповерхность, обращенную к океану, и светло-пурпурным — с тыла. Листья второго порядка использовали пурпурную окраску, чтобы уловить энергию, рассеянную листьями первого порядка, и сине-зеленую для перераспределения собственной. На четвертом и пятом уровнях пигменты уходили в ближнюю инфракрасную область, а в «видимом свете» листья казались бледно-серыми. Эти цветовые переходы точно воссоздавали порядок длин волн, но граница между видимой и инфракрасной областью проходила в целом произвольно, поскольку разные формы жизни на Пуанкаре обладали характерной чувствительностью к различным участкам спектра.
По большей части листва под покровом этого «леса» стояла вертикально и закрывала зондам обзор не так сильно, как если бы росла лицевой гиперстороной к небесам. Случайные прорехи в лиственном щите открывали взору загадочные двумерные ландшафты. Лес изобиловал жизнью - от больших экзотермических восьминогих плотоядных летателей и «рукокрылое» до существ, напоминавших грибы и получавших пишу непосредственно от деревьев. Значительный размер области, доступной исследованию, и очевидное отсутствие сезонных или дневных ритмов активности позволили ксенологам быстро расшифровать множество жизненных циклов. Лишь несколько видов размножались синхронно, а те, что так делали, обычно обитали в небольших отрезанных от внешнего мира ареалах, поэтому индивидуальные особи любого вида и возраста встречались везде. Молодь появлялась на свет в процессах живорождения, вполне приспособленной к добыче
пищи, но попадались и существа, чье развитие проходило в коконах, яйцеподобных мешках, гнездах, дуплах в гуще янусовой листвы, в телах мертвой, разлагающейся или парализованной мелкой дичи, а иногда и в трупах собственных родителей.