Диаспора - Страница 2

Умосемя полиса Кониси состояло из миллиарда кодовых полей. Короткие сегменты, каждый длиной шесть битов, содержали самые простые кодовые инструкции. Несколько десятков инструкций образовывали базовую формовочную последовательность: подпрограмму, активируемую в ходе психогенеза. Взаимодействующих формовочных подпрограмм насчитывалось пятьдесят с лишним миллионов, так что предсказать эффекты случайных виртуальных мутаций было весьма затруднительно; в большинстве случаев единственным надежным способом оценки их последствий оставался прогон каждого шага программы, какой должно было выполнить само мутировавшее семя. Естественно, что такой эксперимент ничем не отличался от проращивания этого семени, создания разума, и, следовательно, ничего не доказывал. Накопленные концепторием данные и их перекрестные соотношения принимали форму аннотированных карт конисиан-ского умосемени. Карты высшего порядка были многомерными и отличались крайней структурной сложностью; их информационная емкость на много порядков превосходила таковую для самого семени. Однако существоваала и одна простейшая карта, применяемая жителями полиса для калибровки концептория и мониторинга его развития на протяжении веков: на ней миллиарды кодовых полей были сведены к широтам, а шестьдесят четыре базовых кодовых инструкции играли роль меридианов. Любое индивидуальное семя можно было представить себе как зигзагообразный путь от верхнего к нижнему полюсу этой карты, на котором из каждого инструкционного поля черпалась определенная порция генезис-кода.

Хотя только одна кодовая совокупность вела к успеху психогенеза, на карте существовали и другие пути — некоторые сходились к одиноким островам или узким полуостровкам, остальные терялись в океанской синеве. Эти инфраструктурные цепочки лежали в основе ментальной архитектуры, общей для всех граждан. Ими описывались как изначальные дизайнерские схемы, так и детали подсистем жизнеобеспечения.

Карта представляла великое разнообразие возможностей, на ней можно было отыскать как плотные континентальные массы, так и раскиданные островки архипелагов. Поведенческие кодовые поля давали выбор из имеющегося разнообразия кодов — в каждом случае с известным результатом для структуры развивающегося сознания, причем последствия выбора варьировали от экстремальных сдвигов темперамента и эстетического восприятия до тонких вариаций нейронной архитектуры, отличий между которыми было, пожалуй, меньше, чем между соседними линиями на плотской ладони. Они отмечались оттенками зеленого и либо резко контрастировали с содержимым кодовой ячейки, либо почти сливались с ним.

Оставшиеся незадействованными поля, где вносимые в семя изменения еще не были полностью покрыты тестами, а значит, и недоступны точным прогнозам, классифицировались как инде-терминированные. Испытанный же код - закартированная территория — помечался серым по белому, уподобляясь горному пику, пронзающему нагромождения облаков, что тянулись к востоку ли, к западу от вершины. Дальнейшая детализация на современном уровне тестирования была невозможна. Что бы ни скрывалось под облаками, существовал единственный путь с ним ознакомиться - из первых рук.

Когда концепторий наделял жизнью сироту, все характеристические поля геноструктуры, во всей их изменчивости, инициировались валидными кодами методом случайного выбора: за неимением родителей, которых стоило имитировать или удовлетворять. Для этого концепторий выбирал тысячу индетерминированных полей карты и обрабатывал их по одному и тому же алгоритму, а именно, тысячекратно встряхивал стаканчик квантовых костей и прокладывал случайный путь через неопознанную территорию. Каждая сирота была такой terra incognita и ее исследователем, посланным закартировать неведомые земли, одновременно.

Концепторий помещал новосозданную сироту в центр мат-копамяти, то есть - создавал в вакууме нулей одинокую инфо-ленту и предоставлял ей разворачиваться. Для себя самого семя ничего не значило. C тем же успехом оно могло быть последней в морзянке, летящей через безвидную пустоту космоса к далеким звездам, чередой точек и тире. Но матка - виртуальная машина, разработанная специально для того, чтобы выполнить заложенные в семени инструкции, — содержала десятки дополнительных надстроек, слоев программного кода, увязанных с конструктами полиса, опорные решетки молекулярных переключателей, мельтешивших в неустанном танце перемен. Последовательность битов, строка пассивных неразумных данных, ни на что не была способна. Она ничего не изменяла. А вот попав в утробу маткопа-мяти, семя оказывалось в идеальном согласовании с нерушимыми бессловесными закономерностями и правилами, что лежали на много уровней ниже. И, подобно перфокарте, вставленной в жаккардов станок, семя из абстрактного сообщения становилось частью самой машины.

Стоило матке считать семя, как первая формовочная последовательность индуцировала каузальные перемены в окружающем инфопространстве, заполняя его простым структурным мотивом данных. То была простая, вмороженная в инфоткань числовая стоячая волна, вырубленная из пустоты, как миллиард идеально идентичных песчаных барханов, выстроившихся друг за другом. Позиция каждого отличалась от соседствующих вверх или вниз по склону - и в то же время гребни оставались идентичны в целом. Маткопамять с пространственной точки зрения была трехмерной, а числа, сохраненные в каждой ячейке, присовокупляли четвертое измерение. Итак, песчаные дюны эти оказывались четырехмерны.